Кулаки непроизвольно сжались. Он развернулся и, стараясь не привлекать к себе внимания, пошел в обратную сторону – по собственным следам, оставшимся на снегу. Добравшись до передней части пещеры, он пошел к лестнице, и там откуда ни возьмись перед ним выросла человеческая фигура – всего лишь силуэт, сотканный из тьмы.

Фигура двинулась к нему, и сердце Адама бешено заколотилось.

– Господи! – прошипел он, дернувшись. – Не надо!

В мягком свете рабочего фонаря, висящего вверху лестницы, он заметил улыбку Каллиопы.

– Прости. Я не хотела тебя напугать.

– Подкрадываясь в темноте, это сделать не трудно.

Каллиопа взялась рукой за лестницу.

– Особенно здесь… А почему ты не спишь? Все в порядке?

Адам подумал о лжи. Каллиопа была рядом, он чувствовал запах сигаретного дыма, которым пропахла ее одежда, и понимал, что она была среди тех трех людей, которые стояли у обрыва и нарушали правила. Такой она стала нравиться ему еще больше. Некоторые правила следовало нарушать.

– Далеко не в порядке, – ответил он. – Все летит в задницу, тебе не кажется?

Она сочувственно поморщилась, но затем лицо ее снова осветилось улыбкой. Вот кто настоящий друг. Каллиопа взяла его за руку, но пальцы Адама так замерзли, что он почти не почувствовал ее прикосновения.

– Не все так плохо, – сказала она.

И Адам ей почти поверил.

Хелен вздрогнула, проснувшись, и резко вдохнула – словно во время сна забыла, как дышать. Глаза ее открылись на мгновение, затем снова плотно сомкнулись. Она моргнула еще раз, дрейфуя в сумеречном пространстве между сном и явью, довольная тем, что ее согревает тепло спального мешка с толстой подкладкой. Дыхание замедлилось, мышцы расслабились. Тело словно начало таять. Порывы ветра создавали уютный усыпляющий шум. Голова упала набок.

Вдруг ее выдернуло из сна повторно. Она нахмурила брови и прислушалась, желая понять, что не так. Вокруг нее в импровизированном лагере спало больше десятка человек. Некоторые занимали палатки, в то время как другие лежали прямо во всепогодных спальных мешках. Несколько маленьких тепловых пушек выдували тепло, но их мощности все равно не хватало для того, чтобы стала ощущаться хоть какая-то разница в комфорте между теми, кто занял стойла, и теми, кто расположился в одном большом помещении, предназначение которого еще не было прояснено. Хелен была уверена, что это что-то вроде грузового отсека, но не без оговорок. Пока что.

С долгим вздохом она нырнула поглубже в спальный мешок и навострила уши. Иногда посреди ночи она слышала, как люди занимаются любовью или ведут тихие беседы, находя утешение в том, что пара человек всегда могут предложить друг другу. Она никогда не завидовала им и не стремилась к такому же утешению, поскольку считала, что сексуально-романтические интрижки слишком сильно отвлекают от работы. Но, несмотря на это, палеопатологоанатом Дэв Патил уже заставил обратить на себя ее внимание. Он все чаще заигрывал с ней, от чего уши Хелен краснели и подсознательно хотелось мурлыкать.

Улыбка коснулась губ Хелен, голову ее заполнили непристойные мысли. Знакомое напряжение – сестра Кристен называла его «первородным зудом» – заставило Хелен слегка поерзать и насторожиться. Нет смысла распалять себя при таком небогатом выборе: придется или нарушить установленные ею же правила о недопустимости распущенного поведения на работе, или пытаться найти темный уголок в слабой надежде, что там ее никто не побеспокоит.

Сердце застучало быстрее, чем обычно. Лежа в мешке, она прислушивалась к дыханию людей и гадала, не проснулся ли кто-нибудь поблизости. Услышит ли кто-нибудь, если она продолжит прямо сейчас?

«Неправильный вопрос, Хелен, – сказала она себе. – Лучше спроси себя, сможешь ли ты сделать это тихо?»

Нет, достаточно тихо не получится. Увы.

Она вздохнула и повернулась набок, попытавшись отвлечься от «первородного зуда» и вновь забыться сном. Бо́льшую часть взрослой жизни Хелен провела на тех или иных археологических раскопках, иногда в довольно отдаленных районах, где подобные бытовые неудобства были неизбежны. И такая жизнь ее, в общем-то, устраивала, она даже находила в ней своеобразное удовольствие.

Но вот сейчас почему-то не могла заснуть.

Вдруг сердце тревожно екнуло. Внезапно ей стало не до возбуждения. Хелен посетило новое чувство – незнакомое и неприятное. Она почувствовала спиной давление – не физический вес, а чье-то внимание – словно там был кто-то, прямо за ней. Сердце бешено заколотилось, и она судорожно вдохнула, будучи в полной уверенности, что сзади кто-то стоит – очень-очень близко, возвышаясь над ней в полный рост.

Чу! Это шорох одежды, или кто-то повернулся во сне? И еще дыхание… Оно что, склонилось над ней? Оно дышит ей в ухо?

Томительно тянулись секунды. Хелен лежала, не двигаясь. Ей стало очень жарко в спальнике, из которого выглядывало только лицо. Уверенность, что рядом кто-то есть, не покидала ее, но в какой-то момент она стала ощущать абсурдность своего страха. В двух метрах от нее спят люди, а за ними – другие. Если какой-то жалкий маньяк хочет проверить, спит она или нет, то ей достаточно повернуться и посмотреть ему прямо в лицо. Она даже почти уверена, что это именно он. У некоторых мужчин, судя по всему, сбоит регулировка. Переключатель, расположенный у них в известном месте, реагирует порой на женщин очень странным образом.

Ну все. Пора с этим заканчивать.

Усмехнувшись своим детским страхам, она стала поворачиваться.

Первый удар пришелся прямо в нос. Через лицо проскочила ослепительная боль, она ахнула, дыхание сбилось. Человек, возвышавшийся над ней, намотал ее волосы на кулак, туго сжал их и ударил еще раз. От второго удара Хелен всхлипнула и судорожно вдохнула воздух. Она совершенно потерялась, но не настолько, чтобы забыть про свой гнев и страх. Она уже открыла рот, чтобы закричать, но третий удар угодил в висок, после чего сознание ее стало затухать. Затем был четвертый удар. И пятый.

Шестого удара Хелен уже не почувствовала.

Тьма.

Пульсирующая, ноющая, болезненная тьма, похожая на сон не более, чем крик ужаса похож на смех. Сознание возвращалось вспышками, и в какой-то момент она стала осознавать, что ее тащат прямо в спальном мешке по заснеженным бревнам. Тихий шелест ткани по снегу был единственным звуком, сопровождавшим ее похищение. В течение дюжины долгих секунд Хелен ничего не могла поделать, кроме как моргать и прислушиваться к этому спокойному чудесному шуму. Который одновременно был шепотом бессмысленной жестокости. Или захвата в заложники.

Она моргнула еще раз, недоумевая, куда похититель надеется ее оттащить. В этой пещере попросту некуда спрятаться.

По лицу хлестнул снег. Ледяные иглы вонзились в кровоточащую опухающую плоть. Ярчайшая вспышка боли заставила предположить, что у нее сломаны лицевые кости у орбиты правого глаза. Сильный ветер бил по спальному мешку, и мысли Хелен стали постепенно проясняться и шевелиться быстрее. Она попыталась изогнуться в мешке и вытащить наружу руку, но похититель только ускорил шаг.